В подворотне национального вопроса
Хочу рассказать одну давнюю
историю. Вообще мне довольно тяжело вспоминать эти крайне неприятные события, и
я долгие годы не делала этого. Собственно и теперь мне совсем не хочется
мысленно возвращаться к этому сюжету, но вынуждают обстоятельства.
В этой истории нет ничего
тайного, и я бы давно рассказала ее любому, кто спросил бы, особенно раньше,
когда жизнь еще можно было изменить. Но за десятилетия,
прошедшие с того времени, не спросил никто. А самой мне навязываться с
подобными воспоминаниями представлялось совершенно неуместным. Да и, думаю, это
бы не повлияло на ситуацию в моей жизни, решись я на подобную инициативу.
Дело в том, что сюжет этой
истории был намеренно искажен известными тайными структурами до неузнаваемости
– знать, им так было надо. И в этом виде распространялся за моей спиной, о чем
мне стало известно спустя годы. Но и тогда я ничего не могла сделать, чтобы
остановить этот бред. Известно же, что прав тот, у кого сила. В их интересах
было, чтобы правда не стала известна, она им не нужна. Это видно по многим
деталям их поведения. А на своем вымысле они вырастили целый лес бредовых
фантазий. И я просто махнула на это рукой и перестала обращать внимание.
Но, к моему удивлению, даже
теперь, когда бОльшая часть жизни прожита, и уже ничего в моей жизни нельзя
изменить, меня не хотят оставить в покое. Это какое-то безумие. Чего им от меня
надо и теперь – я понять не могу. Они не дают мне спокойно дожить жизнь,
гоняясь за мной как по всему интернету со своими бреднями, так и доставая в
реальной жизни. Потому я решила все же рассказать о том, как эта история
выглядит с моей точки зрения, в надежде поставить этим точку, если вдруг все
зашло так далеко, что нынешнее поколение мучителей на самом деле не
представляет, что там случилось много лет назад. Это все, что я могу сделать,
чтобы противостоять волнам клеветы в мой адрес.
Я выросла в пору социализма в
семье без предрассудков национального, религиозного и прочих подобных планов.
Потому понятие «национальность» никогда не имело для меня большого значения:
все люди – братья, мир, дружба, солидарность. Да, есть
разные языки, разные уклады жизни, но все это, скорее, сложившиеся в силу
обстоятельств, формальные особенности бытия.
В силу того, что я принадлежу
к самой массовой национальности в России, голову морочить мне было не о чем, и я с
радостью готова была назвать русским любого человека всю жизнь живущего в этой
стране и впитавшего ее культуру. Ну, если, конечно, он сам захочет. Даже
темнокожего африканца, если волею судьбы он родился и вырос здесь. Или себя
назвать россиянкой, вместе со всем остальным населением страны. В общем,
воспитана я была вполне в духе интернационализма, свойственного тому времени.
Потому, так называемый,
еврейский вопрос для меня не существовал долгое время. Да, среди одноклассников
иногда встречались евреи, как и белорусы или украинцы, но известно мне было это
лишь из разговоров, и никакого значения это не имело. Ну, разве что
познавательное. Тем более что визуально я не умела
различать эти национальности, впрочем, как и многие другие. И сейчас не умею.
Никаких выдающихся
особенностей поведения за одноклассниками иных национальностей я никогда не
замечала – все мы были советскими детьми с общей системой ценностей.
Ситуацию изменила лишь
перестройка с ее валом альтернативной литературы и острых публицистических
статей. Вдруг мне открылось, что евреи в Советском Союзе были гонимы и много
незаслуженно страдали. Вероятно, родители, как образованные люди, что-то
подобное и раньше мне иногда говорили, но как все, не находящее отображения в
близлежащей реальности, я это пропускала мимо ушей. А постоянно эта тема не
муссировалась.
В общем, начитавшись
публицистики по теме и имея склонность к состраданию, я прониклась проблемой, и
слово «еврей» приобрело для меня несколько особое звучание. В ту пору я уже
закончила ВУЗ и начала трудовую деятельность. Отдел, в котором я работала, был
большой – больше ста человек. Я и по сей день понятия не имею, кто там был
какой национальности – по физиономиям все были европейцами, а специфического
интереса, как я уже говорила, у меня не было.
Кого-то я знала лучше в силу
пересечений по работе, а с некоторыми довелось познакомиться поближе на полях
общественной работы. Все мы в ту пору были комсомольцами и должны были
заниматься некой условно общественно-полезной работой. Там, из регулярного
трепа с сотрудниками, я и узнала, что одна из наших коллег является еврейкой и,
более того, узнала о некоторых фактах явной дискриминации в ее биографии именно
по этому поводу. Так возникло базовое сочувствие к незаслуженно обиженному
человеку. Тем более что сотрудница эта в ту пору казалась мне умным и широко образованным
человеком. А порядочными я тогда по наивности вообще считала всех, пока они не докажут обратное. Так
было принято тогда в моем окружении.
Потому, когда я вдруг
заметила некоторые незначительные знаки внимания с ее стороны к моей скромной
персоне, то приняла их за едва различимый
интерес. Я подумала, что мой демократизм, мое нескрываемое сострадание к людям
вообще, и евреям в частности, были тому поводом. Ничто иное в ту пору просто не
могло придти мне в голову.
Естественно, тогда я, как
могла, пыталась положительно реагировать на ее мелкие инициативы в силу своего гуманизма
и некоторого интереса к этой безусловно неординарной личности. Разговаривать с
ней было интересно. Но довольно скоро я поняла, что чего-то в этой ситуации не
понимаю – ее поведение порою ставило меня в тупик или создавало неловкие для
меня ситуации. Я вообще склонна к прямым ясным разговорам, а тут все тонуло в
какой-то мути, недомолвках. Гораздо позже я поняла, что такая манера обычно применяется
спецслужбами при обработке жертвы. Но тогда я была далека от подобных мыслей.
А она постоянно пыталась изобразить дело так, будто только я являюсь
инициатором этого общения. Я была в полном недоумении.
Дело еще и в том, что я по
своей природе всегда совершенно безынициативна в данном плане – не хочу никому
навязываться. Я нередко укоряла себя за подобный недостаток, который сильно
сужал круг моего общения. Общалась я в основном с теми, с кем сводила жизнь в
силу тех или иных обстоятельств, либо с теми, кто сам меня выбрал, а я не имела
причин уклониться от этого общества.
Поначалу я списывала все
проблемы общения с ней на тонкость неведомого мне национального вопроса в
данном контексте, но не понимала где решение. Я боялась сказать что-то не то,
что может как-то невольно задеть ее. В общем, ощущала себя как бы в густом
тумане, не имея представления, как и куда тут надо двигаться. И не понимала,
где найти подсказки. И это ее странное противоречивое поведение, одновременно приманивающее
и отталкивающее, порождало полную мою неуверенность и даже робость – с подобным психологическим
опытом я ранее не сталкивалась.
Ошибка моя была в том, что я,
безусловно, относилась к ней, как к порядочному человеку и потому искала
решения совсем не там. Этот деликатный национальный вопрос застил мне глаза.
Мне казалось, что ей нужна психологическая поддержка, о которой она почему-то
не может сказать внятно. И я билась об эту стенку, пытаясь ее понять, укоряя себя
за недостаточную проницательность. Конечно, это было безнадежным занятием, но
поняла я это много позже.
А тогда, натолкнувшись в
очередной раз на стену непонимания, я неоднократно пыталась просто закрыть
тему, коли я не ко двору. Но она препятствовала этому, приманивая вновь разными
мелкими, но безусловными знаками внимания. Это приводило меня в замешательство.
Значение имело еще и то, что работая в
одном отделе, мы и жили неподалеку друг от друга. Потому частые пересечения
были неизбежны вне зависимости от моего желания.
Будучи человеком дотошным я
все же решила разобраться в проблеме до полной ясности. Если бы я знала тогда,
чем обернется моя любознательность, я бы бежала из этой ситуации и даже,
возможно, с этой работы с максимальной скоростью. Увы, знать нам не дано. И
склонность доводить дела до конца сыграла со мной зловещую шутку.
Отвлекусь и расскажу о своей
ситуации. Я уже неоднократно говорила в других текстах о моей родительской
семье, склонной к независимости и имеющей по этой причине проблемы с органами
безопасности. Проблемы эти, как известно, в подобных случаях бывают неявными и
закулисными, явно иногда проступают лишь эпизоды. В молодости я сильно
недооценивала влияние этой тайной власти и вообще не принимала ее во внимание,
считая, что поскольку я отрыто бороться с ними не собираюсь, то и им не должно
быть до меня никакого дела. Это была ошибка неопытности – им было дело до всех,
особенно до тех, кто сотрудничать с ними не желал.
Позже это их внимание множество
раз проявлялось в моей жизни, но, по сути, я так и не поняла, зачем они
неустанно терроризируют людей внешне лояльных, не предпринимающих никаких
попыток борьбы. Неужто желают построить полностью рабское общество? Зачем им это?
Единственно, в чем проявлялась моя
оппозиционность, так это в нежелании заниматься доносительской и прочей
подобной деятельностью, что мне некогда предлагалось. А также в свободе мысли и
в критическом отношении к действующим порядкам, коим я иногда делилась как со
знакомыми, так и с сотрудниками на работе.
Так вот, возвращаюсь к теме. Полностью
прекратить общение с этой сотрудницей было невозможно по техническим причинам,
как я уже сказала. Вежливость превыше всего. И с какого-то времени в поведении
этой моей знакомой стали проскальзывать намеки, имеющие сексуальный оттенок.
Впрочем, возможно они были и раньше, теперь уже я не в силах все вспомнить. А
тогда, не ожидая ничего подобного, я долгое время вообще не замечала этого.
И только потом, вспомнив детали,
осознала, что подобных намеков было немало, они были явно системны, а не
случайны, и некоторые носили явно провокационный характер. Она, случалось,
провоцировала меня на то, чтобы я призналась ей в неких гипотетических чувствах
к ней. Пару-тройку случаев я помню в деталях, но цитировать не хочется. К чему?
Поскольку никаких подобных чувств и
намерений у меня никогда не было, то эффекта это не имело.
А тогда, в конце концов, даже
при моей полной тупости в данном неожиданном аспекте, я кое-что начала
замечать. Например, однажды, когда мы беседовали наедине, я была неприятно
поражена, когда она начала явно чрезмерно восхищаться моими красивыми,
загорелыми после отпуска, ножками. Это звучало столь явным диссонансом нашему
исключительно духовному (как я считала), и в то же время очень поверхностному общению,
что даже я не могла не заметить.
Но даже тогда я сразу
подумала, что это какая-то провокация с неясными целями, возможность реальных
домогательств с ее стороны интуитивно исключалась мною полностью. В контекст не
вписывалось. И я была права.
Теперь уже трудно восстановить
в деталях все мои попытки прояснить для себя эту историю, помню, что я
сопоставляла ее слова и поступки. Это было достаточно долго. И однажды картина
прояснилась, противоречия обрели смысл, который можно было описать тремя известными
буквами. К. Г. Б.
Всё. Муть ушла. Я обрела почву под ногами. Сразу исчезли все неясности.
Пострадавшая от власти особа продалась этой самой тайной власти
за возможность продвижения в жизни, в частности в работе. А я, в силу оппозиционности
моей семьи, оказалась той овцой, которую ей надо было принести в жертву,
дабы доказать свою преданность Системе. Ей поручили меня скомпрометировать, и она взялась за это, зарабатывая
себе жизненные баллы. Такой вот банальный и неожиданный для меня расклад.
Именно этим и объяснялись те
странности в ее поведении, о которых я писала выше – это была психологическая
обработка в попытках развернуть ситуацию в нужном ей направлении. Загнать меня
в чувственную ловушку, эксплуатируя мой интерес к ней. Однако жертва была
выбрана крайне неудачно с этой точки зрения. Подобные чувственные проблемы даже
не то, что не интересовали меня тогда, а просто не приходили в голову. Настолько
я была далека от этой сферы интересов. Ну а когда поняла наконец, то испытала отвращение. А с
другой стороны, моя склонность к логике, хотя и не сразу, но все
же вывела меня к пониманию этого расклада. А то, что не сразу – следствие
естественной неопытности молодости.
Ситуация должна была развиться до определенной точки, чтобы
эти тайные мотивы явственно проступили. Естественно, все это лишь мои выводы из тех
событий, но иного объяснения у меня нет и по сей день. И последующие события полностью подтвердили мою правоту.
Потом наши пути разошлись по разным предприятиям.
Увы, мои проблемы в связи с
этим знакомством на этом не закончились. Вскоре я начала ощущать последствия неких
тайных сплетен в мой адрес, отзвуки которых до меня долетали, и долго не могла
понять их причину. Прошло уже довольно много лет, когда, наконец, нашлись люди,
которые рассказали мне о том, что эта подлейшая особа злословит в мой адрес за
моей спиной. Якобы это я домогалась ее в сексуальном плане. Я не знаю, какими
словами она это говорила, мне передали только общий смысл. И это при том, что
ранее она неоднократно, но безуспешно провоцировала меня, как я уже говорила!
Я была так поражена,
услышав это впервые, что, помню, придя домой, совершенно ошарашенная,
рассказала это с некоторыми купюрами родителям, хотя давно уже не посвящала их
в личные проблемы. Они, как люди более опытные, отнеслись спокойно. Отец сразу
предположил гебешную возню и добавил, что в этой конторе очень не любят, когда
имена их тайных агентов предают огласке. Особенно, если агенты важные. За это
могут долго мстить.
Потом ко мне часто стали
подсылать провокаторш, набивающихся мне в подруги и вновь пытающихся
провоцировать меня в вышеуказанном направлении. Безрезультатно. Этот бред
длился немало лет. Все это стало давно узнаваемо, смешно и даже скучно.
Замечу, дама та продалась
тогда не зря, а в итоге достигла немалых материальных
успехов. И, судя по наблюдаемому процессу, невозможность реально опорочить меня
не давала ей покоя – она тратила немалые суммы на заказ провокаций против меня
даже тогда, когда я уже забыла о ее существовании. Об этом неоднократно свидетельствовали мои
сотрудники, вхожие в эту известную контору. Ну, да об этом вся повесть
«Трудовые будни», кроме главы о начале работы. Только там не вся тема охвачена.
И тут уже трудно сказать, кто
чьи интересы обслуживает, кто инициатор, а кто исполнитель, настолько это
преступное чудище срослось в единый запутанный агрессивный клубок, которому я
вынуждена противостоять всю жизнь.
С годами агрессия в мой адрес,
вместо того, чтобы затихнуть, охватила все сферы бытия.И это уже похоже на безумие
авторов данного сценария. Просто фикс идея. Невозможность заставить
меня выполнять их волю в моих личных взаимоотношениях, как и невозможность
погубить мои профессиональные достижения, привели к тому, что
крушить стали все, что попадется под руку,
вплоть до путешествий, покупок в магазинах, каких-то бытовых вопросов. Я
кое-что и об этом писала. Цель просматривается одна – полное моральное
уничтожение. Нередко это приобретало совершенно комические
черты и изрядно веселило меня, но не буду отвлекаться. И все это, получается, ради того, чтобы мои возможные
рассказы об этой истории и о роли в ней этой дамы не были восприняты публикой всерьез?
Потому как натворила эта компания столько, что сидеть бы им – не пересидеть,
если теоретически допустить возможность справедливого суда. О практической
возможности, конечно, речи нет.
Но более всего их отчего-то волнует
моя интимная жизнь. Наверное, потому, что клевета должна найти подтверждение
для полноты картины, а его все нет. Не в
силах добиться нужных результатов в реальности, в надежде хоть как-то спасти ситуацию,
похоже, были также предприняты экстраординарные попытки разрушить мое здоровье.
Некоторые люди прямо говорили
мне, что им было поручено вышестоящим начальством угощать
меня некими крайне сомнительными сладостями, кои им и были вручены для передачи
мне. Можно только предполагать, что за начинка была в этих презентах. Естественно,
при этом режиме никто не подтвердит эти факты публично, потому я не называю
имен.
Понятно чего хотели добиться.
Якобы я не подтверждаю своими действиями их клевету относительно моей интимной
жизни в силу того, что плохое здоровье не позволяет мне стремиться к постельным
усладам специфического характера. И, конечно, предполагалась соответствующая
подтверждающая информация из какого-нибудь лечебного заведения, куда я неизбежно,
в соответствии с их сценарием, должна была попасть.
И вот эта угроза здоровью
преследует меня немало лет и в самых разных местах. На это уже не получается
закрыть глаза как на пустые сплетни за спиной. Отчасти спасает
ситуацию лишь то, что периодически находятся люди, прозрачно намекающие
на смысл сделанного подношения. Поскольку я уже в теме, то понимаю с полуслова.
Может ли адекватный человек дойти
до таких методов в преследовании своих идиотских, в полном смысле этого слова, целей?
И делать это много лет? Ответ, на мой взгляд, очевиден: на такое способен только безумец.
И только процветающий в стране беспредел способствует этому. Есть немало оснований
считать, что в нашей ныне бандитской стране возможны любые способы воздействия.
Человек беззащитен перед преступной системой, о чем часто, кстати, пишут в
прессе. И это проявляется как в крупных делах, так и в частных, вроде
моего, неведомого широкой общественности.
Ну так вот, возвращаясь к основной канве рассказа, я
хочу сказать, что, тем не менее, печальная история этого жуткого знакомства в
целом не повлияла на мое отношение к национальной проблеме. Ну, нашлась одна
гадина среди евреев, так и среди русских их немало нашлось. Среди
тех же органов, с ней сотрудничающих. И среди прочих тоже нашлись.
В общем, банальная истина: преступные
особи существуют во всех национальностях. Так что, думаю, не стоит искать корни
этого и других преступлений в национальном вопросе.
Наверное, это все же индивидуальные качества.
История эта тяжелым грузом
легла на мою жизнь и искорежила ее вне зависимости от моего вполне достойного
поведения. Когда на вас нападает столь могущественная банда, то иначе и быть не
может. А глубина контраста между моим сочувствием и ответной подлостью была
столь поразительна, что не оставить следа в душе не могла. Получается, что не
всегда тот, кто невинно страдает, достоин сочувствия. Это неприятная истина, и не очень понятно как
с ней жить.
И, главное, вся эта история
взращена на совершенно пустом месте и без малейшего повода с моей стороны, но
тянется много лет, и управы на эту свору преступников в этой стране нет. А
нормального человека, получается, невозможно отличить от отмороженного на всю
голову урода. Если бы этот чудовищный сюжет не произошел лично со мной, то вряд ли бы я
поверила, что такое может случиться в реальности. Кому и зачем надо было изгадить
всю мою жизнь? Я сейчас не о частных, тоже вполне безумных, интересах.
Но в целом о жизни. И это остается непонятным, если искать в жизни смысл.